Автобиография: Alexey Serikov
Меня зовут Alexey Serikov. Да, именно так — Seri-kov, не "милый" и уж точно не "добрый". Люди часто спрашивают, как я стал таким, какой я есть. Отвечаю: жизнь не балует тех, кто родился с камнем в груди вместо сердца.
Родился я в забытом Богом городе на окраине России, где зимой мёрзнет даже дыхание, а летом пыль напоминает о том, что ты всё ещё жив. Отец — пьяница, который считал удар кулака актом воспитания. Мать... Она была слабой. Слишком слабой, чтобы защитить себя, не говоря уже обо мне. В семь лет я впервые понял, что жестокость — это язык, на котором говорит мир. А я решил выучить его лучше всех.
В школе меня боялись. Не потому что я был большим или сильным. Я просто никогда не моргал. Не тогда, когда меня избивали старшие ребята, не тогда, когда учительница плевала в лицо после очередного провала. Я просто смотрел. И в этом взгляде, наверное, читалось то, чего не могли толком понять даже взрослые. Холод. Глубокий, бездонный холод.
Детство? Это слово вызывает у меня разве что смешок. У других детей были игрушки. У меня — нож в руке и необходимость выжить. Я научился быть быстрым. Не ногами, а мыслями. Научился предугадывать удары раньше, чем они прилетали. И главное — научился не чувствовать боли. Ни физической, ни эмоциональной. Потому что боль — это слабость. А я дал себе клятву — быть сильным. Всегда.
Когда мне было четырнадцать, отец умер от передоза. Я стоял над его телом и не почувствовал ничего. Ни радости, ни скорби. Просто осознание: вот он, человек, который сделал меня таким. Только благодаря ему я стал железом, закалённым в крови и страхе.
После смерти родителей меня отправили в интернат. Там я расправил плечи. Никто из воспитателей не смог сломать меня. Зато я сломал несколько жизней сам. Не скажу, что горжусь этим, но и не испытываю угрызений совести. Совесть — это роскошь для живых. Я же давно переступил эту грань.
Я работал где угодно — от подпольных цехов до охранных структур. Меня ценят за хладнокровие и способность принимать решения, которые другим кажутся невозможными. Я умею видеть слабые места людей и использовать их. Безжалостно. Жизнь не учит милосердию — она учит владеть им как оружием.
Женщины? Они приходят и уходят. Все они хотят тепла, а я — вечный мороз. Я не обманываю их. Я сразу говорю: во мне нет любви. Есть присутствие. Есть контроль. Кто-то остаётся, кто-то уходит. Мне всё равно. Так проще.
Иногда, ночью, в темноте, я вспоминаю тот маленький город. Те улицы, те стены, ту давку страха. Но я не хочу назад. Не хочу прощения, не хочу искупления. Я такой, каким стала моя судьба. Бездушный, жёсткий, беспощадный. И если бы мне снова пришлось выбирать между слезами и ледяным сердцем — я выбрал бы второе.
Потому что только тот, кто перестал чувствовать, может править в мире, полном боли.
.
Меня зовут Alexey Serikov. Да, именно так — Seri-kov, не "милый" и уж точно не "добрый". Люди часто спрашивают, как я стал таким, какой я есть. Отвечаю: жизнь не балует тех, кто родился с камнем в груди вместо сердца.
Родился я в забытом Богом городе на окраине России, где зимой мёрзнет даже дыхание, а летом пыль напоминает о том, что ты всё ещё жив. Отец — пьяница, который считал удар кулака актом воспитания. Мать... Она была слабой. Слишком слабой, чтобы защитить себя, не говоря уже обо мне. В семь лет я впервые понял, что жестокость — это язык, на котором говорит мир. А я решил выучить его лучше всех.
В школе меня боялись. Не потому что я был большим или сильным. Я просто никогда не моргал. Не тогда, когда меня избивали старшие ребята, не тогда, когда учительница плевала в лицо после очередного провала. Я просто смотрел. И в этом взгляде, наверное, читалось то, чего не могли толком понять даже взрослые. Холод. Глубокий, бездонный холод.
Детство? Это слово вызывает у меня разве что смешок. У других детей были игрушки. У меня — нож в руке и необходимость выжить. Я научился быть быстрым. Не ногами, а мыслями. Научился предугадывать удары раньше, чем они прилетали. И главное — научился не чувствовать боли. Ни физической, ни эмоциональной. Потому что боль — это слабость. А я дал себе клятву — быть сильным. Всегда.
Когда мне было четырнадцать, отец умер от передоза. Я стоял над его телом и не почувствовал ничего. Ни радости, ни скорби. Просто осознание: вот он, человек, который сделал меня таким. Только благодаря ему я стал железом, закалённым в крови и страхе.
После смерти родителей меня отправили в интернат. Там я расправил плечи. Никто из воспитателей не смог сломать меня. Зато я сломал несколько жизней сам. Не скажу, что горжусь этим, но и не испытываю угрызений совести. Совесть — это роскошь для живых. Я же давно переступил эту грань.
Я работал где угодно — от подпольных цехов до охранных структур. Меня ценят за хладнокровие и способность принимать решения, которые другим кажутся невозможными. Я умею видеть слабые места людей и использовать их. Безжалостно. Жизнь не учит милосердию — она учит владеть им как оружием.
Женщины? Они приходят и уходят. Все они хотят тепла, а я — вечный мороз. Я не обманываю их. Я сразу говорю: во мне нет любви. Есть присутствие. Есть контроль. Кто-то остаётся, кто-то уходит. Мне всё равно. Так проще.
Иногда, ночью, в темноте, я вспоминаю тот маленький город. Те улицы, те стены, ту давку страха. Но я не хочу назад. Не хочу прощения, не хочу искупления. Я такой, каким стала моя судьба. Бездушный, жёсткий, беспощадный. И если бы мне снова пришлось выбирать между слезами и ледяным сердцем — я выбрал бы второе.
Потому что только тот, кто перестал чувствовать, может править в мире, полном боли.
.
